В шлейфе тонких салонных ароматов в прихожую входит счастливая мама.

Пячусь на кухню, прихожу в себя, но губы кривятся, а подбородок дрожит. Опускаюсь на стул и делаю вид, что ем.

Игорь встает и, шатаясь, подается маме навстречу, но тут же спохватывается и винится:

– Анют, я слегка перебрал. Только вошел, прости за беспорядок. Я в душ, и спать.

– Хорошо… – Она собирает с пола обувные щетки и воск, расставляет на полке баллончики и баночки. – Как все прошло?

– Ой, и не спрашивай… – «Папочка» машет рукой, избавляется от камуфляжной куртки и вешает ее на крючок. – Только с погодой повезло. Вот погода – прекрасная. Давай, что ли, выпустим уже Янку. Чего без воздуха сидит…

Глава 30

Только теперь я понимаю: до сегодняшнего дня никто по-настоящему меня не унижал. Почему этому гребаному уроду можно все? Почему?

Всхлипываю, вытираю рукавом распухший нос и горько усмехаюсь.

Да потому, что я серость без голоса. Кит бы обязательно дал бой, а я… Даже если еще раз пожалуюсь маме, «папочка» найдет аргументы и сделает так, что она меня не услышит.

Меня никто не услышит.

Пережитый шок сделал меня больной: в висках ноет, болит желудок, ломит мышцы рук и ног, но мысли словно сорвались с цепи: судорожно ищут выход из тупика и не находят.

Конечно, я не совсем дура и знаю о существовании телефона доверия и возможности пойти в полицию или соцслужбы, только что я там скажу? Кто поверит слову пустого места, если «папочка» всю субботу весело проводил время с товарищами из органов власти?

От отчаяния и безысходности хочется орать, но глотку словно залили свинцом, даже вдох выходит поверхностным, шумным, прерывистым.

«Папа, где же ты? Помоги. Останови все это. Где твои волшебные сказки?.. После твоего ухода все сломалось. Как ты мог оставить меня одну?..» – молю я, но слышу только звенящую жуткую тишину.

Мама, восприняв слова Игоря как руководство к действию, приглашала меня и к обеду, и к ужину, но я не вышла из комнаты – если бы посмотрела ей в глаза, не выдержала бы и раскололась.

Тупым неподвижным овощем лежу на кровати, до крови грызу губу и жду сеанса связи с Китом. Он сказал, что будет звонить с телефона отца каждый вечер, а еще – когда появятся хорошие новости.

По потолку без цели и смысла проплывают призраки, оживающие от движения фар на далеком шоссе.

И я внезапно понимаю: в дубликате ключей и побеге тоже больше нет смысла. Меня выпустили из-под ареста, и никто не держит дома. Но теперь я на невидимой привязи до конца дней. И способна нехило навредить Киту своим присутствием.

Мама тихонько входит в комнату, включает ночник, садится на край кровати и встревоженно разглядывает мое опухшее лицо.

– Яна, ты что? Что-то случилось?

Желание рассказать ей все, выплеснуть ужас и боль, обнять и разреветься на ее плече растаскивает на части, но я лишь кисло улыбаюсь:

– Нет. Просто скучаю по папе.

Мама не любит такие разговоры, но на сей раз гладит меня по макушке, чем провоцирует поток новых слез.

– Мам, тебе очень идет этот цвет. Думаю, у Игоря никогда раньше не было отношений с такой красавицей. Кстати, он точно ни разу не был женат до тебя? – Я наконец выпаливаю вопрос, мучивший сутки, и мама напрягается.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты же сама говоришь, что он интересный. Неужели столько лет берег себя? – Вворачиваю шутку, но получается не смешно, и мама не просекает юмора.

– Исключено, Ян. Я несколько раз видела его паспорт. Там только один штамп о браке.

Еще утром я и представить не могла, что этот день будет настолько хреновым. По хреновости он мог бы сравниться с днем, когда я узнала о болезни папы, или с днем, когда я много раз подряд не могла взять нужную ноту и преподаватель выгнала меня за дверь, или с днем, когда мы переехали сюда.

У меня были и еще хреновые дни, но их уравновесило появление Кита – он навел порядок, убрал негатив, сгладил углы, заполнил все закоулки моей души спокойствием и теплом, отвлек разговорами, дуракавалянием и улыбкой… Но сегодня его не было и не могло быть рядом.

Скрип кровати, пыхтение и стоны в соседней спальне стихают, и жизнь становится чуть менее невыносимой.

А что до произошедшего… Унизить меня пытались часто. Ребята в школе. Зоя. Марк. Но сейчас все это кажется такой безобидной мелочью.

Возможно, когда-нибудь я забуду и этот кошмар.

В мире, где не работают сказки, где самолеты не исполняют желания, где концертные платья уже не налезают, остался только Кит – мой настоящий друг. Мой свет. Парень, который меняет под себя реальность и ни от кого не зависит.

Достаю его телефон из-под матраса и, щурясь от яркого света, подношу к носу.

Вхожу на сайт с аккаунта хозяина и без звука просматриваю видеоролики. Я помню их наизусть, но восторг все равно заставляет сердце биться во сто крат чаще. На каждом из них Кит свободен. Свободен в решениях и выборе действий и, забив на фобии и предрассудки, открывает для себя новые горизонты. Мне даже не верится сейчас, что этот парень с экрана любит меня. Что мы целовались и держались за руки. Потому что он уже оторвался от земли и взлетел, и его ждут его собственные небеса, а я все еще копошусь где-то на дне глубокой ямы.

Но мне так хочется заглянуть в его душу, узнать о нем все, раскрыть страшные секреты и темные тайны…

Они у него есть. Я чувствую.

Сворачиваю окно сайта, шарю по папкам в памяти телефона и нахожу фотографии. Их мало: закаты, селфи на головокружительной высоте, а еще – фото того волшебного вечера, когда рядом с Китом красивой казалась и я. Мы здесь даже чем-то похожи: есть что-то общее во взгляде. Но ведь влюбленные всегда похожи внешне. В животе становится щекотно и тепло.

Прокручиваю список вниз и натыкаюсь на запароленную папку. Любопытство пересиливает: я ввожу цифры от одного до шести и наоборот, пытаясь подобрать нужную комбинацию, и со стыдом отмечаю, что не знаю, когда у Кита день рождения.

Ничего не получается, да и не должно. Тогда я вбиваю в пустое поле дату своего рождения – просто так, ради шутки, и папка… открывается.

На первом фото – я. В прошлом году, в школьном коридоре: стою, уставившись в окно. В меня только что летели бумажки и смешки, но я не реагировала, а теперь, кажется, плачу.

Провожу дрожащим пальцем по экрану и резко сажусь.

Снова я. Девятый класс, школьный двор, мой рюкзак в луже. Первая четверть десятого – мы с Зоей в столовке. Я в магазине, но точную дату определить не могу. Я в аптеке. Я в очереди в кафешке. Я у фонтана. Я в троллейбусе. Я у входа в подъезд. Я, я, я, я…

Заправляю за уши всклокоченные патлы, осторожно, словно опасаясь укуса, кладу телефон на одеяло, но не свожу с него взгляд. Со дна души поднимается муть.

Это какой-то гребаный бред.

Мы не были знакомы тогда…

То есть… Были, но у него просто не было поводов меня фотографировать.

Исподтишка. Со спины. Странно и… Подло.

Зачем ему это? Зачем???

«Ты точно знаешь, что у него в голове? – голос Зои звенит в пустоте, как назойливый будильник. – Ты уверена в нем? Я предупредила. Потом не ной!»

Тошнота подкатывает к горлу, и меня едва не выворачивает. Приваливаюсь к подушке, прикрываю веки, и перед ними вереницей старых фотопленок пролетают картинки из жизни.

Я ем, сплю, учусь, гуляю, плачу, радуюсь, смеюсь, переодеваюсь в раздевалке, а за мной пристально следят серые ненормальные глаза. Они вселяют ужас, будто принадлежат инопланетному существу. Теперь я понимаю, почему их обладатель постоянно оказывался в нужное время в нужном месте. Чего он на самом деле хочет от меня?

Снова не могу выдохнуть и вдохнуть. Мне сейчас в сто раз хуже, чем под дулом карабина, но глупое зависимое сердце, обливаясь кровью и сбиваясь с ритма, ищет оправдания для Кита.