И мы бежим.

Ветер свистит в ушах, ветви яблонь наотмашь бьют по лицу, дергают за волосы, оставляют царапины на коже. Репейники цепляются за одежду, под кедами чавкает грязь и разлетаются брызгами лужи.

Наконец грозные окрики смолкают, Кит валится на траву у разрушенного домика и начинает хохотать.

– Они… Отстали? Что смешного? – задыхаюсь и с недоумением кошусь на Кита, но в тот же миг немею от прозрения: я убегала от охранников в одной футболке.

Судорожно одергиваю ее и вспыхиваю.

– Отстанешь тут. Когда тебя сражают наповал! – Он поднимает вверх большой палец и подмигивает.

Не разделяю его игривости – склоняюсь над рюкзаком, извлекаю наружу заляпанные джинсы, разуваюсь, влезаю в них и с содроганием ощущаю на коже липкую мокрую ткань.

Кит снизу вверх пялится на меня, и дурная беззаботная улыбочка меркнет. Серый взгляд невероятной глубины застывает, пробирается прямо к моему испуганному сердцу и обжигает его…

Воспоминания о поцелуях в темноте снова расцветают пышными отравленными цветами, нестерпимый жар растекается по телу и проступает пятнами на щеках.

Кит бледнеет и отводит глаза.

Сейчас мы выйдем к окраине города и разойдемся по разным адресам, и все обещания, данные им ночью, рассеются как дым. Он оставит меня. Он не сдержит слово. Но пока по венам течет чистый адреналин, солнце светит во всю мощь, день таит множество приключений и сюрпризов, и я чувствую себя живой.

Глава 21

Надо уходить, Кит, они могут нас найти!

Заикаюсь от уже знакомого странного напряжения, возникшего между нами, но Кит встает, на удивление быстро перевоплощается в пофигиста и торжественно сообщает:

– Нельзя постоянно убегать и прятаться, Ян. Надо принять бой!

– Ага. И как это сделать…

Он отряхивает джинсы, подходит вплотную, и я только сейчас замечаю, насколько он высокий и… Красивый. Не милый, не симпатичный, а идеально, чертовски, сногсшибательно красивый – даже татуировка не портит его черты.

Марк, разодетый в дорогие шмотки, и в подметки ему не годится.

Как я могла грузить такого красавца своими проблемами? Как я вообще додумалась покуситься на такое совершенство?

Внезапно Кит обхватывает мои плечи и крепко сжимает.

В приступе головокружительной паники я замираю, всхлипываю и едва не теряю сознание, но он спокойно продолжает:

– Показываю один раз. Прежде всего отключаешь уроду руки. Потом ставишь ногу. Вот так. – Его колено упирается в мое бедро. – А дальше – задаешь направление.

Он увлекает меня вниз, и мир переворачивается.

Кусты и истлевшие доски вылетают из поля зрения, их сменяют безоблачные небеса и встревоженное лицо с витиеватой надписью над бровью. Я молча разглядываю его, и сердце бьется через раз.

Кит дергается, скатывается в сторону, легко поднимается на ноги и сконфуженно бубнит:

– Потом придавливаешь урода локтем или коленкой и бьешь по репе, пока не вырубится. Но в твоем случае лучше обойтись без этого: сразу включить скорость и позвать на помощь.

Сбрасываю оцепенение, сковавшее мысли, с трудом встаю и потираю напомнившую о себе ссадину. Кит понимает, что моих проблем это не решит.

– Это сработает, даже если нападающий намного выше и тяжелее? – вырывается у меня, но Кит лишь беззаботно улыбается:

– Какая разница? Чем больше шкаф, тем громче падает.

Он тут же вызывается подкрепить теорию практикой и, как в старых боевиках, подзывает меня к себе, в издевательской манере сгибая и разгибая пальцы перед моим носом.

Прокручиваю в памяти инструктаж Кита, закусываю губы и прыгаю на него – нейтрализую руки, пытаюсь провести подсечку, выбиваюсь из сил, но парень стоит как стена и покатывается со смеху.

– Второй раунд! – объявляет он и прищуривается. – Перед тобой сейчас не я. Перед тобой сейчас самый большой засранец в мире. Может быть, наш физрук. Может быть… еще кто-то. Ну, давай!

И тогда я представляю мерзкую холеную рожу Игоря. Его приторный голос. Его тупой нудеж. Его потные холодные клешни, скользящие по шее.

Отхожу на шаг, бросаюсь вперед, и ярость вытесняет все сомнения и страхи.

Спустя мгновение прихожу в себя в коконе тепла и покоя – я лежу на поверженном Ките, и он пристально разглядывает мое лицо.

– Воу. – Его губы расплываются в изумленной ухмылке. – Поздравляю, ты все-таки меня завалила!

– Прости… – Заливаюсь душным румянцем и с намерением провалиться сквозь землю поспешно слезаю с него.

Он опирается на ладони, вскакивает, протягивает мне руку и помогает обрести почву под ногами. Замечает мои пылающие щеки, озадаченно трет висок и вдруг начинает смеяться.

– Однако… Ты очень пошло мыслишь, Яна! Прощу, пожалуй. Но теперь с тебя пиццерия и парк.

Восторг переполняет душу, рассыпается искрами света, сияет солнечными бликами в зеленой листве, сочной траве и бездонных глазах Кита. Его заразительный смех рушит все барьеры, передается мне и изгоняет неловкость.

– О᾿кей! – Ослепленно моргаю и сознаюсь: – Только у меня нет денег.

– Не проблема, – заверяет он. – У меня есть. Кстати, на этот раз меня не уволили.

Папа говорил, что по-настоящему счастливые дни никогда не стираются из памяти – даже спустя годы мы с точностью ощущаем атмосферу каждой прожитой минуты, помним звуки и запахи, и сказанные слова. И те, кто в тот день делил с нами счастье, навсегда остаются в сердце.

Сегодняшний день был именно таким – счастливым. Впервые с тех пор, как папа ушел.

Мы с Китом ели «пиццу для извращенцев» в любимой кафешке у парка и доливали колу в стакан до тех пор, пока девушка за кассой не объявила, что аппарат сломан. Смеялись и болтали обо всем на свете, раздражая одиноких ранних посетителей, делали совместные фотки на телефон Кита, и я, с пристрастием разглядывая их, вдруг с удивлением отметила, что выгляжу рядом с ним яркой и, возможно, вполне симпатичной.

У девочки на фотографиях были огромные серые глаза, а еще ей очень шла улыбка.

В полдень мы навестили у притихшего пруда уток – кормили их остатками завтрака, сидели на плитах и рассматривали сосны на другом берегу, но на этот раз теплая рука без стеснения лежала на моей талии. Солнечные лучи преломлялись в воде, ее зеркало сияло разноцветными волшебными огнями, и мне казалось, что я вновь обрела что-то важное и дорогое, то, без чего человеку нельзя жить…

Потом мы переместились в парк, где Кит долго подбивал на преступление суровую женщину в жилете – хранительницу каруселей. Как обычно, она дала слабину – отвесила Киту подзатыльник, махнула рукой и нажала на кнопку, как только мы расположились в кабинке колеса обозрения.

Мы зависали в кислотно-розовом небе на фоне лилового городского пейзажа и, крепко обнявшись, говорили обо всем – обсуждали любимые фильмы и книги, делились абсурдными идеями, мечтали и ржали как ненормальные.

Невероятно, но Кит, словно лучший друг, знакомый со мной сто лет, выискивал темы, интересующие меня, и с готовностью их поддерживал. А моя душа разрывалась от благодарности – он ни разу не намекнул на ночной разговор.

Далеко внизу земля закружилась от счастья, когда Кит, замолчав посреди смешного рассказа, растерянно моргнул, подался вперед и снова меня поцеловал.

Яркие картинки вспыхивают и гаснут, но продолжают тлеть теплыми угольками и согревать душу.

Над головой нависают черные многоэтажные монстры с вереницами желтых окон, мутный кисель ночного неба и тонкие линии проводов. Через минуту мне предстоит подняться на лифте, поколдовать ключами в замочной скважине и оказаться в логове Игоря. Надеюсь, мама вернулась и спасет меня от расправы. Я согласна даже на воспитательную беседу, только бы ее огромный чемодан занимал свой угол в прихожей.